Тезисы 2020

ГРИГОРЬЕВА ОЛЬГА ВЛАДИМИРОВНА (Институт истории материальной культуры РАН, Российская Федерация). Поездки Академии истории материальной культуры по изучению, реставрации и охране памятников архитектуры и искусства (1919–1929 гг.): исследование русских древностей

OLGA GRIGOREVA (Institute for the Study of Material Culture of the Russian Academy of Sciences, Russian Federation). Trips of the Academy of the History of Material Culture for the Study, Restoration, and Protection of Monuments of Architecture and Art (1919–1929): A Study of Russian Antiquities

Российская, а затем Государственная Академия истории материальной культуры (РАИМК/ГАИМК), созданная в 1919 г., продолжила дело Императорской Археологической комиссии по охране древних памятников истории и культуры. Академия координировала реставрационные, ремонтные и другие аналогичные работы на памятниках, принимала деятельное участие в выявлении и регистрации новых, подлежащих государственной охране.

Одним из главных ее направлений являлось изучение русских древностей. Разряды древнерусского искусства и древнерусского зодчества занимались исследованием, охраной и реставрацией памятников церковной и гражданской архитектуры, изучением фресковой живописи, иконописи и скульптуры и вели интенсивную полевую работу.

В 1919–1926 гг. сотрудники Академии осуществили одиннадцать специальных поездок (небольших экспедиций) по изучению, реставрации и охране памятников архитектуры и искусства средневековой Руси. Среди них такие известные исследователи, как К. К. Романов, Н. П. Сычев, Н. Д. Протасов, Н. В. Малицкий, Д. В. Айналов, И. Э. Грабарь и их ученики, тогда еще молодые Л. М. Шуляк, Н. Н. Воронин, Г. Ф. Корзухина.

Поездки имели широкую географию, охватывая практически всю страну. В северных и северо-западных районах — это Новгород, Псков, Старая Ладога, Онежский уезд, Олонецкая губерния и др., в центральных районах — Владимир, Москва, Тверь, Старица, Кашин, Переславль-Залесский, Ярославль, Ростов и др., в южных районах — Киев, Чернигов. Была проведена огромная работа: обследования и реставрации фресковых росписей, мозаик, икон; реставрационные работы и обмеры памятников каменной и деревянной архитектуры, исследованы строительные материалы. Экспедиции сыграли важную роль в изучении русских древностей. До 1929 г. сотрудники Академии обследовали и поставили на учет почти все значимые памятники монументального зодчества, произведения фресковой росписи и живописи.

Результаты этих работ очень мало опубликованы, однако радует неплохая сохранность комплекса архивных материалов этих поездок, большинство документов отложилось в Научном архиве ИИМК РАН, и в настоящее время они требуют детального изучения.

Исследование проведено в рамках выполнения программы ФНИ РАН по теме государственной работы № 0184-2019-0010.

ГАИМК, древнерусская архитектура, древнерусское искусство, монументальная живопись, охрана памятников, РАИМК

SAHMC, Old Russian architecture, Old Russian art, monumental painting, protection of monuments, RAMHC

МАТВЕЕВ ВАСИЛИЙ НИКОЛАЕВИЧ (Государственный Эрмитаж, Российская Федерация). Выкладные плинфяные кресты в декоре храмов домонгольской Руси

VASILII MATVEEV (The State Hermitage Museum, Russian Federation). The Plinth Laid Crosses in the Church’ Décor of Premongolic Rus

Одной из форм керамопластического декора фасадов древнерусских храмов были плинфяные выкладные кресты. На данный момент известны 11 памятников XI-XII веков, на стенах которых располагались кресты, хотя изначально, скорее всего, их было больше, но неполная изученность существующих памятников и сохранность большей части древнерусских монументальных построек только в археологическом виде не позволяют достоверно оценить масштаб их распространения.

Плинфяные кресты обнаружены на фасадах храмов в Киевской, Черниговской, Смоленской и Новгородской землях. По технике выполнения и по хронологии они делятся на две группы. На памятниках, относящихся к XI веку (Софийский собор, церковь Спаса на Берестове в Киеве и Спасский собор в Чернигове) кресты выложены из нескольких плинф, образующих контур, который заполнен затертым раствором. В XII веке такие выкладки были устроены только на церкви Михаила Архангела в Смоленске, во всех остальных памятниках (соборе Федоровского Вотча монастыря и Васильевской церкви в Киеве, Петра и Павла и Ивана Богослова в Смоленске, Успения в Старой Ладоге и Спаса на Нередице) кресты были выложены одной тонкой линией из плинф, которая не образовывала внутренней области. Выкладные кресты обеих групп имели разнообразные формы: равносторонние (как одинарные, так и двойные), с одной или двумя перекладинами, с сужающимися к центру ветвями, с основанием «Голгофой». В одном памятнике могли использоваться несколько разных вариантов. Наибольшее разнообразие видов крестов сохранилось на стенах церкви Спаса на Берестове. Выкладки размещались чаще всего на лопатках, но были и на плоскости стены между окнами или нишами, в верхней части барабана, в верхних частях закомар.

Очевидно, что плинфяные кресты памятников Руси имеют греческое происхождение, однако сильно отличаются от своих прототипов. На стенах храмов Греции (Иоанна Милостивого в Лигурио, Успения в Хониках, Апостолов в Каламате) плинфяной крест обычно встречается раз или два во всем декоре памятника, причем почти всегда он помещен в ромбовидную рамку. Почти все они линейные, без внутренней области; контурные кресты с заполнением центра раствором редки и встречаются на памятниках Архипелага (Панагия Крина и Неа Мони на Хиосе).

Таким образом, единичные выкладные плинфяные кресты, перенятые из декора церквей Греции и Архипелага, на Руси стали использоваться уже как элемент орнаментального декора фасадов, где мотив креста повторялся неоднократно. 

керамопластика, кирпичный декор, плинфа, кирпичные кресты

ceramoplastic, brick décor, plinth, brick crosses

СЕМИНА МАРИЯ АЛЕКСАНДРОВНА (Государственный Эрмитаж, Российская Федерация) «Свое» и «чужое» в Новгородском зодчестве XVI в.

MARIA SIOMINA (The State Hermitage Museum, Russian Federation). “Own” and “Foreign” in Novgorod Architecture of the 16th Century

В многочисленных публикациях о новгородской архитектуре XVI в. одной из ключевых тем является вопрос о характере взаимодействия местной традиции и привнесённых (московских/итальянских, псковских, среднерусских, тверских) элементов. Задачи данного доклада – рассмотреть основные тенденции в решении исследователями этой проблемы и предложить возможные варианты дальнейшего изучения темы.

В историографии существует тенденция делить новгородские памятники XVI в. на характерные для новгородской традиции; не характерные для новгородской традиции; совмещающие местные и привнесённые черты. На наш взгляд, для понимания причин появления столь разных по своим конструктивным и художественным особенностям храмов, важным оказывается анализ особенностей организации строительства в Новгороде XVI столетия.

Участниками строительного процесса являются заказчик, нарядчик и строительная группа. В неё входят мастера высшего звена (отвечают за архитектурное решение); каменщики (выполняют кладку стен); чернорабочие. Вероятно, зодчие и каменщики могли быть как новгородцами, так и приезжими; чернорабочие нанимались на месте. Таким образом, конструктивные и декоративные особенности конкретных построек во многом зависели от состава строительного коллектива.

Изучение конструкций и декора Архангельского собора в Москве, Успенского собора в Ростове, Спасо-Преображенского собора Хутынского монастыря выявило участие в их строительстве мастеров одной и той же группы, по меньшей мере – высшего звена, возможно – также каменщиков. Анализ отдельных элементов декора Хутынского храма говорит о работе местных мастеров: каменщиков, а, возможно, и мастеров, помогавших зодчему, возводившему храм. Неоднозначны трактовки состава строительной группы Успенского собора в Тихвине и степени участия «мастера Фрязина», но изучение фундаментов показало близкое родство данного памятника с упомянутыми постройками.

Постройки, в конструкциях и декоре которых одновременно сплетены местные и привнесённые черты, связывают как с непосредственным участием мастеров-«носителей» иной традиции, так и с опосредованными влияниями. Не характерные для Новгорода конструкции могут объяснять участием приезжего мастера высшего звена; каменщиков-новгородцев, пытающихся интерпретировать новый опыт. «Не новгородский» декор объясняется вкусами заказчика; адаптацией традиции.

Таким образом, анализ сохранившихся памятников архитектуры XVI в. показывает, что в роли мастеров высшего звена в Новгородской земле могли работать носители московско-итальянской традиции, а также новгородцы, в качестве каменщиков — новгородцы; исследователями высказаны предположения об участии в этой же роли московских и среднерусских мастеров; отмечены влияния, которые принято соотносить с псковской традицией и считать опосредованными. Дальнейшее изучение этого вопроса возможно при комплексном анализе конструктивных, технико-технологических и декоративных особенностей новгородских построек с привлечением аналогов.      

древнерусская архитектура, Новгород XVI века, организация строительства, итальянизмы, архитектурная археология

architecture of medieval Russia, Novgorod of the 16th century, organization of the construction process, architectural archaeology

ЕРШОВ ПЕТР ГЛЕБОВИЧ (Комитет по государственному контролю, использованию и охране памятников истории и культуры, Российская Федерация). Теория А.И. Некрасова о происхождении каменного шатрового зодчества и ее судьба в отечественной историографии

PETR ERSHOV (Committee for the State Preservation of Historical and Cultural Monuments, Russian Federation). A.I. Nekrasov’s Theory of the Stone Tent-Roofed Architecture Origination and Its Fate in Russian Historiography

Профессор Московского государственного университета А.И. Некрасов (1885-1950 гг.) был одним из ведущих советских искусствоведов и историков архитектуры в 1920-е-1930-е годы. Его перу принадлежат такие монументальные обобщающие работы по истории отечественного искусства как «Русский ампир» (1935), «Очерки по истории древнерусского зодчества XI—XVII века» (1936), «Древнерусское изобразительное искусство» (1937).

В 1925 году А.И. Некрасовым был прочитан доклад, в котором он впервые изложил свою теорию происхождения каменных шатровых храмов. Опубликованная в 1930 году она может считаться образцом оригинальной методологи ученого.

Основная цель, которую преследовал А.И. Некрасов, состояла в создании новой гипотезы, способной заменить устаревшую и неактуальную, по мнению автора, теорию И.Е. Забелина о влиянии деревянного шатрового зодчества на каменное. Обращаясь к памятникам романики и готики, ученый стремился оспорить тезис о самобытности шатрового зодчества, доказать включенность нового типа храма - шатрового в общеевропейскую историю архитектуры. При этом А.И, Некрасов пытался анализировать материал с помощью формального метода, широко распространенного в советском искусствознании 1920-х – начала 1930-х годов вследствие влияния на него трудов Г. Вёльфлина и представителей Венской школы.

Возникновение шатровой архитектуры является для А.И. Некрасова апогеем развития архитектуры первой трети XVI века. Первые шатровые храмы, а это, по мнению автора, Вознесенская церковь в Коломенском, Преображенская церковь в Острове и Покровская (Троицкая) церковь в Александровой слободе, относятся к направлению, обозначенному А.И. Некрасовым в соответствии с его собственной теорией стилей в древнерусской архитектуре, как «монументальный стиль». В первую очередь, им присущи монолитность и единство внутреннего пространства и башенный, «крепостной» характер внешнего облика здания.

К сожалению, концепция А.И. Некрасова не получила какого-либо отклика у современников. Возможно, это связано с трагической судьбой автора: в 1938 году он был арестован и провел десять лет в заключении. Кроме того, сама искусствоведческая наука начала испытывать в то время сильнейшее идеологическое давление, следствием которого стало отрицание самой возможности влияния извне, а также стремление доказать

О концепции исследователя вспомнили в 1990-е годы. Так, Г.К. Вагнер, высказывал схожие мысли относительно происхождения шатровых храмов. В настоящее время оригинальная теория А. И. Некрасова вновь приобрела актуальность в связи с повелением новых взглядов на проблему происхождения шатрового зодчества (труды А.Л. Баталова).

древнерусская архитектура конца XV – первой трети XVI века, шатровый храм, А.И. Некрасов, формальный метод, готическая архитектура, теория стиля

Russian architecture of the late 15 – first third of the 16th century, tent-roofed churches, A. I. Nekrasov, formal method, Gothic architecture, theory of style

ПОЛЕЩУК ДЕНИС ВАЛЕРЬЕВИЧ (Комитет по государственному контролю, использованию и охране памятников истории и культуры, Российская Федерация). Надписи икон «Воскресения Христова» XVII в. и «Слово о сошествии Иоанна Предтечи во ад» Евсевия Александрийского

DENIS POLESHCHUK (Committee for the State Preservation of Historical and Cultural Monuments, Russian Federation). The Inscriptions of Russian Icons of the Resurrection of Christ (“Anastasis”) of the 17th Century and Homily “Descent of John the Baptist into Hell”by Eusebius of Alexandria

Тексты надписей икон «Воскресения Христова» XVII в. восходят к соответствующим надписям икон третей четверти XVI в. Самый полный их корпус содержится в иконе «Воскресение – Сошествие во ад» третей четверти XVI в. (Иконы Ярославля XIII – середины XVII в. М., 2009. – Т. I, кат. № 59). Надписи этой иконы имеют своим источником Слово Евсевия Александрийского. Только по причине сохранности надписей, с ней не может соперничать икона из Владимиро-Суздальского музея, выполненная в аналогичной иконографической схеме (Иконы Владимира и Суздаля. М., 2006. Кат. № 47), однако достаточно и имеющихся фрагментов, показывающих иногда полные совпадения с предыдущим памятником.

В упомянутых иконах надписи, несомненно, синхронны их живописи. Напротив, икона из собрания П. Корина конца XVI в. (Древнерусское искусство в собрании П. Корина. М., 1966. Кат. №47) сохранила только поновленные надписи на полях, но, очевидно, восходящие к первоначальному слою.

Перечисленные памятники, вместе с клеймом иконы Дионисия Гринкова (Иконы Вологды XIV—XVI веков. М., 2007. Кат. № 91), знаменуют появление и затем распространение во второй половине XVI в. расширенного извода иконографии Воскресения, включавшего в себя ряд прежде не изображавшихся эпизодов. Каждый из них соотнесен с длинной надписью. Новацией явилась сцена Восстания от гроба, сопровожденная, как на иконе из Ярославля, надписью, которую привожу, раскрывая титла: «Господу Исусу Христу Воскресшу», по-русски: «в то время, когда Христос воскрес». Сцена в действительности представляла начало сошествия во ад. Поэтому неслучайно её совмещение с изображением ангельского воинства у врат ада, куда и направлялся восставший Христос. Вероятно, данная сцена и надпись свидетельствуют о сдвиге в понимании хронологии Воскресения, что впервые являют его образ в таком виде.

Иконы данного извода продолжают создаваться в XVII в. Тексты в них подобны или совпадают с вышеуказанными произведениями XVI в. Однако в первой половине XVII в. появляется еще одна композиция «Воскресения», где на центральной оси снизу вверх стали изображать традиционное Сошествие во ад, с выведением из него Адама и прочих, Воскресение в виде Восстание от гроба и в самом вверху образ Вознесения. Периферийные зоны композиции заполняются как уже известными сценами в аду и рае, так и дополнительными – Распятием, Явлением апостолам и др.

Композиции новой иконографии, история которой до сих пор не осмыслена, стали оформляться текстами, подобно иконам XVI в. В этой связи примечательна икона второй половины XVII в. из Великого Устюга (не опубликована, инв. ВУМЗ-21990). В ней цитированная надпись ярославской иконы дана почти без изменений. Но самое важное – она соотнесена не с сошествием во ад, как прежде, а обобщенно представляет образ всего Воскресения, понятого не как одномоментное событие. Источник такого понимания обнаруживается в схеме расширенного извода XVI в., в котором была развита изначальная повествовательность сюжета, показанная в виде последовательной истории. При этом некоторые иконы новой иконографии такую надпись продолжают помещать на полях рядом с историей в аду.

Между тем текстологический анализ надписей серии памятников XVII в. убеждает, что они восходят к одному источнику, только косвенно относящемуся к Слову Евсевия. Полагаю, что тексты ярославской иконы XVI в. или неизвестного нам аналога уже тогда были восприняты как пример и существовали в составе некоего иконописного образца, надписи из которого затем в новом веке стали включаться в Толковые иконописные подлинники, составившие там статьи по так называемому «полному Воскресению».

Сошествие во ад, надписи, икона, Слово о сошествии во ад Иоанна Предтечи, Евсевий Александрийский

Resurrection of Christ, Descent into Hell, Anastasis, inscription, icon, The Word on Descent into Hell by John the Baptist, Eusebius of Alexandria

МАХАНЬКО МАРИЯ АЛЕКСАНДРОВНА (Церковно-научный центр “Православная энциклопедия”). К 100-летию Казанского музейного вестника: Представление о стиле Андрея Рублева в начале 1920-х гг.

MARIYA MAKHANKO (Scientific Ecclesiastical Center “Orthodox Encyclopedia”). To the 100th Anniversary of the Kazan Museum Bulletin: An Idea of Andrey Rublev’s Style at the Beginning of the 1920s.

Казанский музейный вестник, организованный П. М. Дульским в 1920 г., стал для своего революционного времени своего рода знаковым изданием. Предназначенный для публикации самых различных материалов, связанных с музейным строительством, изучением искусств, он не остался чужд вопросов изучения отечественной старины, а именно иконописи. Спустя сто лет факт внимания научной общественности Казани к вопросам древнерусского искусства представляется определенным противоречием: для чего в журнале новой эпохи отводилось место анализу иконописных произведений. Однако эти материалы были связаны с проведением Поволжских экспедиций Наркомпроса в 1919 г., поисками древних икон в Казанской губернии и их следствием: фактом появления в Казанском городском музее памятника древней русской иконописи, присланной в дар от столичных знатоков и реставраторов. Дар был принят с воодушевлением и атрибутирован в объемной статье историка искусства, публиковавшегося под пседонимом Сокол (Соколов В. В.) как произведение великого Андрея Рублева. Смелый опыт бумажной атрибуции казанского искусствоведа и начинающего специалиста по древнерусскому искусству заслуживает исследования сам по себе, особенно в свете того, как последние по времени научные методы изучения творчества прославленных преданием мастеров живописи, порождают более вопросов, чем получают утвердительных положительных или отрицательных ответов. Методология, использованная автором статьи, может быть интересна и специалистам наших дней как пример развития теоретических приемов науки об искусстве, находящейся в процессе становления, почти революционного характера, пример того уровня знаний о древнерусском искусстве, которое в те годы сложилось в том числе под влиянием продолжавшихся реставрационных раскрытий древнейших и почитаемых чудотворными русских икон. Также одной из любопытных сторон, которой хотелось бы коснуться, является тот факт, что памятник, ставший объектом анализа и публикации в Казанском музейном вестнике, сохранился в коллекции древнерусской живописи Государственного музея изобразительных искусств Республики Татарстан (Казань), но и по сей день не получил уверенной атрибуции, при всем сложившемся уровне знаний о древнерусском искусстве и возможностях научных методов в реставрационных технологиях.

Казанский музейный вестник, Андрей Рублев, 1920-е годы, метод стилистического анализа

Kazan Museum Bulletin, Andrey Rublev, 1920 years, stylistic analysis method