Дубицкая Оксана Иосифовна
Ассоциация искусствоведов (Санкт-Петербург), Россия
Кризис 80-х гг. XIX века в живописи означал нечто большее, чем банальное выяснение, кто из художников оказался в авангарде. Что важно, так это то, что в развитии языка живописи
касается субъективного содержания. Не столько новые мотивы, сколько новые подходы, пропущенные сквозь новые формальные методы, «внушают» новые значения. Проекция мысли и чувства приближает произведение искусства к этой идеальной цели, влечет за собой, возможно, иллюстрируя примеры, которые сейчас воспринимаются такими привычными, что современный зритель не понимает, где новизна.
Творчество Пюви де Шаванна (1824–1898) находится у истоков символизма.
Античные сюжеты («Орфей»), к которым обращается художник, связывали его с литераторами-символистами, а именно с поэтом Шарлем Леконтом де Лилем и критиком Теофилем Готье.
«Священная роща» — ода античности.
Начиная с Пюви, соединение аллегории с настроением в живописи символисты воспринимают с пониманием, выбирая наиболее конгениальное их собственным целям: уединенности и самоуглубленности личности. Они пришли к заключению, что прекрасно скомпонованный, с вычитанием второстепенных деталей, стиль был двойником их собственных идей синтетизма, и что за его редуктивными классическими идиллиями существует истинно символический смысл.
Гюстав Моро (1826–1898) — почитатель искусства античности.
Вопреки запутанной иконографии Моро, его произведения (или, напротив, благодаря эдакому ребусу), с тех пор, как послания могли быть прочитанными (и разгаданными вербально, в деталях), критики и литераторы стали воспринимать Моро так, как преподносил себя он сам. А именно: идеалистом, создателем «искусства духа, сердца и воображения», чья цель «посредством линии, арабеска и пластических возможностей воскресить мысль».
Неуловимые отсылки Моро к легендам античности были отожествлены с легкостью оригинального восприятия, с различными «дорогами», ведущими от реалий к идеям: «Аполон и девять муз», «Юпитер и Семела», «Фаэтон», «Эдип и Сфинкс», «Орфей на могиле Эвридики».
Для Моро, например, первоначальное значение слова «сфинкс» утеряно. И значило слово меньше, чем тайна жизни, приемлемая как материальная экзистенция (греховная, враждебная духу). Моро был увлечен теорией искусства, обозначенной в философском эссе М. Метерлинка. По сути, символистской. Да и символика цвета у Моро предвосхищала эксперименты абстракционистов.
Моро и Пюви де Шаванн никогда не входили в объединения символистов, но были их кумирами.