Басс Вадим Григорьевич
Европейский Университет в Санкт-Петербурге, Россия
Предмет этого сообщения – палладианство в русской архитектуре XX века как одна из технологий освоения классического наследия. Интерес к Палладио был непременной составляющей каждой из волн неоклассики, начиная с 1900–1910-х через 1930–50-е и далее – до опытов работы с ордером в наши дни. Архитекторы снова и снова обращались к мастеру, эксплуатируя его то как поставщика структурных формул и композиционных мотивов, то как посредника между античностью и современностью, то как воплощение веры в закон, то как олицетворение прав на свободу высказывания.
Палладианство XX столетия растворено в культуре и в пространственном окружении. К жителю предреволюционной России архитектура Палладио приходила в цитатах вичентинских палаццо на фасадах доходных домов и банков – и в виде ностальгических усадебных домиков. Палладианские сооружения – Таврический дворец, Смольный, Колонный зал Дома союзов – были основой архитектурных декораций, на фоне которых происходили важнейшие события русского XX века. Палладио в передаче неоклассиков XVIII–XIX в. оказывается и в центре советской визуальности. Выращенный советскими зодчими «дом с колоннами» – типовой объект послевоенного строительства. Для советского человека формулы авторитетной архитектуры были именно палладианскими. Портиком виллы смотрели на него обком и дом культуры, университет и санаторий, заводоуправление и школа.
Что определяет популярность Палладио? Прежде всего – вера в наличие за архитектурной формой правила, закона. Формулой этого закона становится ордер как парадигма соразмерности. В городских дворцах Палладио последовательно воплощается идея «фасада-колоннады», где все части связаны ордерными закономерностями. Подобные «застроенные колоннады» стали общим местом в архитектуре XX века.
Важное начало этой архитектуры – ее переносимость, масштабируемость, возможность переноса решений из жанра в жанр, из задачи в задачу. Архитекторы, растягивая колонны небольшого дворца до масштаба многоэтажного здания, следовали путем своих предшественников – палладианцев XVIII века. А традицию подобного переноса открывает сам Палладио – напр., в вилле Ротонда.
Для последующих поколений именно Палладио стал идеальным посредником между древностью и современностью – не зря его часто назначают на роль «отца классицизма». Выбор этот объясняется и спецификой «Четырех книг…», которые представляют собой вполне практическое руководство, рассчитанное не только на коллегу-архитектора, но и на дилетанта.
Есть и другое качество Палладио, определившее его привлекательность, особенно для тех, кто знакомился с его работами in situ и мог убедиться в силе и свободе его художественных жестов. Рядом с «Палладио-классицистом» в истории искусств существует «Палладио - маньерист». Первый ищет закона, второй делает проявление этого закона в постройке индивидуальным. Первый создает уравновешенные ордерные композиции, второй наполняет фасады сложной игрой нюансов, сочетанием фактур, рустов, сталкивает масштабы. Или укрывает свои палаццо скульптурным декором, от которого совсем близко до болтливой пластики зданий сталинского периода.
Для советской архитектуры классика становится абсолютной абстракцией, торжеством беспочвенности. Поскольку зритель середины века не только не надеялся увидеть Виченцу (или Рим, или Афины), но и лист аканта тоже если и видел, то гипсовый. Это искусство утрачивало последние остатки изобразительности, последние связи с реальностью.
Советский классический город – пространство, абстрактное и в смысле исторической подлинности. Личная история, персональное переживание подменяются здесь универсальными образами. Имитация истории требует и имитационной архитектуры, поэтому так пригодился один из ее основателей, Палладио, с его видением прошлого. Показательно, что зодчие наших дней, наоборот, обращаются к его архитектуре как раз в поисках надежного исторического основания.
The subject of this paper is the Russian Palladianism of the 20th century as the technique of adoption of Classical heritage. Palladianism was the necessary element of all Neoclassical waves – from the 1900/10s through 1930/50s up to nowadays. Architects turned to Palladio again and again. They exploited him as an inventor of structural schemes and motifs, as the intermediary between antiquity and the modern times, as the symbol of the laws of architecture, or as the symbol of the architect’s right for the freedom of expression.
The 20th century Palladianism was dissolved in culture and urban environment. In the Pre- Revolutionary period Palladian architecture impacted Russian audience through quotations of palaces on the facades of tenements and banks as well as through the nostalgic images of country estates. Palladian structures such as the Tauride Palace, Smolny Institute, The Pillar Hall of the House of Unions were the stage sets for the most important historical events. The language of Russ- ian Palladianism of the 18-19th centuries was in the core of the Soviet visuality. ‘A house with columns’ was the standard subject of post-war construction. Images of architecture of authority in the Soviet period were Palladian. The district Party committee and the cultural centre, the University and the sanatorium, plant office and the school had porticoes originated from villas of Veneto. What determined the popularity of Palladio? First of all, the architect’s belief in law underlying the form. Order as the paradigm of proportionality was the embodiment of this law. In his palaces Palladio develops the idea of the ‘façade-colonnade’ where all elements are linked with the order proportions. Such ‘built-up colonnades’ were the common solution in the 20th century.
The important feature of Palladianist architecture was its scalability and transferability between genres and tasks. Architects, stretching out the columns of a small palace to the scale of a multi- storey building, followed the example of 18th century predecessors. And Palladio himself was the founder of this technique of transfer – see, e.g, Villa Rotonda.
It was Palladio (often mentioned by art historians as ‘the founding father of classicism’) who turned out to be the ideal mediator between antiquity and modernity. The specific character of ‘Four books…’ also contributed to his popularity. This treatise was to some extent the practical builder’s manual for both trained architects and laymen.
There was also another reason for Palladio’s attractiveness, especially for those who familiar- ized with his buildings in situ. Along with the Classicist, there was also a Mannerist Palladio. The former longs for law while the latter individualizes the expression of this law in the particular build- ing. The former designs the balanced compositions while the latter makes facades full of nuances, variations of finishing, kinds of rustication, even uses the contradictory scales. He covers the palaces with the sculptural decoration which has much in common with the pleonastic architectural sculpture of the Stalinist period.
Soviet architectural classics was entirely abstract art because in the mid-20th century the majority of Soviet people had no chance to see Vicenza, or Rome, or Athens, or even the natural acanthus leaf. This art lost the last relation to reality.
The Soviet classical city was also an entirely abstract space in terms of history and historical authenticity. The personal experience is substituted here with universal images. The imitation of history needs fake architecture. And Palladio with his vision of antiquity, his perception of history and his ability to fake the construction materials was the right person here. On the contrary, today the architects use Palladian heritage in search of reliable historical foundation.