Сидорова-Слюсаренко Татьяна Витальевна
ГТРК «Культура», РФ
Бидермайер стал последним отблеском уходящей в прошлое классической модели мира.
И ранняя, созерцательная, стадия данного стиля (т.н. «высокий бидермайер», 1810-е —нач.1830-х г.г. ) формировалась, на наш взгляд, во многом под воздействием античных ценностей, по-новому возрожденных в XVIII веке и оказывавших влияние на европейскую культуру XIX столетия.
Известно, что еще в XVII веке в искусстве, в частности, в живописи, возникла потребность в более непосредственном соприкосновении с действительностью. Классическая топика, не теряя своих сущностных качеств, обогащается в этот период жанрово-бытовой тематикой («скрытая религиозность» Л. Ленена, «домашняя космология» Я. Вермеера).
В следующем столетии всё нарастающая тяга к «живой жизни» идёт рука об руку с бурным развитием археологии, которое приводит в итоге к открытию новой, чувственно-конкретной античности, не имеющей ничего общего с готовыми мифориторическими моделями прошлого и воспринятой, в первую очередь, как мироощущение, жизненный принцип (труды И.И. Винкельмана, Веймарский классицизм И.В. Гёте и Ф. Шиллера, концепции античности в трудах Ф.В. Й.Шеллинга и Г.В. Ф.Гегеля). Отныне окружающая действительность получает своё внутреннее разумное обоснование, не нуждаясь в обязательных «поправках» и идеализации. Своеобразной моделью жизни и творчества становится наивное мироощущение древних греков (термин Шиллера). «Каждый пусть будет, по-своему, греком! Но только пусть будет!» – восклицает Гёте.
Своё реальное воплощение эта модель получает в человекосоразмерном пространстве домашней повседневности. Амбиции общественных преобразований в начале XIX столетия сменяются задачами личного совершенствования – именно этим во многом объясняется такое плодотворное явление, как дилетантизм («взрыв художественной талантливости» —Ю. Лотман) и связанное с ним, в частности, увлечение декоративно-прикладным искусством. Хорошая, добротная вещь становится не только обязательным элементом камерно-домашнего микрокосма, но своего рода философией. Вещь (начиная ещё с вошедших в моду в конце XVIII века предметов античности) на своем скромном уровне воплощает знаменитый идеал «благородной простоты и спокойного величия» – воспринимается как нечто подлинное, вечное, противостоящее суетливому театру истории.
Все эти процессы и получают своё отражение в живописи бидермайера. Так называемое «остановившееся время» на картинах бидермайера – не что иное, как скромная попытка передать вне-временную, «вечную» сущность наивно-классической модели мира. Образу вечности служит и вещность бидермайера: любой компонент действительности, в том числе, и человек – в целях всё той же истинности – трактуется как вещь (в этой связи вспоминается высказывание Шпенглера: «Античный Космос есть хорошо упорядоченное множество близких и вполне обозримых вещей, замыкающееся телесным небосводом; большего не существует»).
Все выше перечисленные принципы прослеживаются в творчестве датского мастера К.В. Экерсберга и оказавшегося ему чрезвычайно близким по духу А.Г. Венецианова. В ещё большей степени данные особенности очевидны в созданных этими мастерами художественных школах, воплотивших каждая свой национальный вариант общеевропейского бидермайера. Работы Экерсберга, Венецианова и их воспитанников, а также отдельных представителей немецкого бидермайера войдут в доклад в качестве конкретных примеров.
Today there are a lot of discussions about Biedermeier style in the field of art history. As for us, we regard Biedermeier as the last glimpse of the extinguishing classical world view. The early contemplative stage of the style (the so-called “High Biedermeier Style”, 1810–1830s ) was formed mostly under the influence of the antiquity, renewed in the 18th century and having an impact on the 19th century.
It is known, that from the 17th century in art, particularly in painting, there was a need for more direct contact with reality. The elevated classical themes were enriched with genre subjects, without losing it’s essential qualities (recall the so-called “hidden religiosity” of L. Le Nain, “interior universe” of Vermeer van Delft).
In the 18th century the increasing tendency to the “living life” went hand in hand with the important processes in archaeology, which finally led to the discovery of sensory, concrete antiquity,that had nothing to do with the former mythorhetorical models – the antiquity was perceived primarily as world outlook (see the works of Winckelmann, as well as the Weimar Classicism of Goethe and Schiller, the concepts of antiquity in the philosophy of Schelling and Hegel). Henceforth the surrounding reality had got its rational grounding and did not need correction or idealization any more. The so-called naïve view of the world (Schiller) became a kind of life-model. “Let everyone be Greek – in its own way, but let everyone be!” – Goethe said.
This life-model gets its implementation in the cozy, humane space of daily life. In the early 19th century the ambitious tasks of social transformations have been replaced by the tasks of selfimprovement – these processes explain such a phenomena as dilettantism and the related fascination with arts and crafts. A good, solid thing becomes not only an indispensable element of daily life, but a kind of philosophy. Things as such (including the antique household items, that had become trendy in the late 18th century) are considered to embody, in its own modest way, the idea of “noble simplicity and quiet grandeur” – they seem to be something eternal and true, that resists the “fussy theater” of history. All these processes have been reflected in Biedermeier-painting.
The so-called “slow time” of Biedermeier reflects, to some extent, a timeless, eternal essence of the naïve-classical world outlook. A world of things works on the sense of eternity: any component of the reality, including humans, is treated as a thing (in connection with this let us quote Spengler: “In the culture of antiquity the universe was perceived as an ordered set of close and observable things, that is limited by the corporeal roof of heaven; more is not given”).
All of the above principles are reflected in the works of Danish painter C.W. Eckersberg and Russian painter A.G. Venetsianov – they had a kind of affinity. These principles are even more recognized in pictures of their disciples, who created their national versions of the pan-European Biedermeier style. Paintings of these artists, as well as works of some German painters are included in the report as specific examples.