Иванова Светлана Валерьевна
Российский институт истории искусств, РФ
Иконография Воскресения (Анастасис), возникшая на рубеже поздней античности и раннего византийского искусства, является одной из самых трудных для восприятия и значительно отличается от репрезентации других праздников. Это связано прежде всего с использованием в ней элементов, которые были понятны в позднеантичное время, но со временем потеряли свое значение в культуре. Особое смысловое значение здесь получает трансляция древнегреческого изобразительного символа, который характерен для памятников, связанных с пересечением границы
«этого» мира или же с избавлением от опасности. Само выражение ‘χειρ έπί καρπω’ дословно можно перевести как ‘возложить руку на кисть руки’; этот жест – «захват запястья» ‒ мы видим на многих памятниках древнегреческого искусства. Он появляется на Tabula Iliaca
или же на амфорах, изображающих спасение из Трои. Исследователи выделяют его как часть свадебного ритуала, когда невеста уходит в дом жениха. Роспись на вазах, фиксирующая этот обычай, появляется как на чернофигурных, так и на более поздних краснофигурных
вазах. Этот же символ означал переход человека во власть другого – что могло означать как простое подчинение, так и освобождение.
В римскую эпоху «захват запястья» большей частью связан с верховной властью, но не с мистическим владычеством в потустороннем мире, а с властью императора; если же и актуализируется мотив перехода, то чаще всего он связан не с переходом в загробный мир, а из цивилизованного мира в варварские земли. Он тиражируется на монетах, связанных с преобразованиями в империи, завоеванием варварских народов и воздействием на них.
Собственно в христианском искусстве до XIV века символика этого жеста осознается весьма ясно: он появляется именно в тех изображениях, где речь идет о взаимоотношении Бога и человека. Он присутствует на изображениях чудес: «Христос воскрешает дочь Иаира» (рельеф на реликварии, IV в. Брешия, липсанотека), «Христос исцеляет слепорожденного»
(Синопское Евангелие, VI в. BNF, Gr. 1286. Fol. 10 v). Этот жест становится одним из важных символических элементов иконы Воскесения.
На иконе Воскресения используется и другой мотив римской имперской иконографии, появляющийся, например, в памятниках нумизматики, эмиссия которых имела цель популяризации побед императора. Еще в VI в. этот элемент оставался понятным — именно попранием Юстиниан обозначил свой триумф над зачинщиками восстания. После подавления
восстания «Ника» (532 г.), чтоб продемонстрировать свои полную и окончательную победу, император сел перед народом, наступив на двух поверженных врагов, главных зачинщиков бунта. Изображение Христа, попирающего ад и смерть, соотносилось с имперской триумфальной иконографией. На мозаике 470 г. в часовне епископа Петра в Равенне Спаситель держит в руках Евангелие, открытое на словах: «Ego sum via, veritas et vita» (‘Аз есмь путь, истина и жизнь’). Чтобы показать не только вероучительное, но именно победное значение этого образа, включен мотив попрания: Христос стоит, наступая на льва и змия, как триумфатор.
Характерно, что до того времени, пока оставалось актуальным отношение к знамени, принятое в античности, оно не появлялся на иконе Воскресения. Лишь под влиянием понимания флага в искусстве средневековья орифламма попадает на икону Воскресения.
Iconography of the Resurrection (Anastasis), having originated at the turn of late antiquity and early Byzantine time, is not easy to comprehend and is significantly different from the representation of the other Feasts. This is primarily due to the use of the elements that had been apparent in the late classical times, but eventually lost their original meaning in the culture.
Iconography of the Resurrection contains a definite motif of the Roman Imperial iconography which appears, for example, in numismatics. Popularization of the victories of the Emperor was the main goal of coin production. Even in 6th AD this element remained clear: it was through infraction that Justinian defined his triumph over the rebels.
In addition, the Greek symbol of crossing the boundaries of this world as well as deliverance from danger receives a special semantic meaning ‒ ‘χειρ έπί καρπω’ («grasping the wirst»). This symbol appears on the Tabula Iliaca and on amphorae depicting the salvation from Troy. The researchers
identify it as a part of a wedding ceremony when the bride departs to the groom's house.
The same symbol signified the transition of a person from one owner to another, which could mean either mere submission or liberation.