ЦВЕТАЕВА МАРИНА НИКОЛАЕВНА (Санкт-Петербургский Государственный институт кино и телевидения, Российская Федерация). Генезис русского портрета: богословие художественного образа
MARINA TSVETAEVA (Saint Petersburg State Institute of Film and Television, Russian Federation). Genesis of Russian Portrait: The Theology of the Image
Исповедальное и пророческое слово формировало жанровую специфику и концепцию портрета, в которую входила и историческая проблематика, и элементы пейзажа и жанровой повседневности: от объяснения в любви к миру и человеку — до ненависти, боли и крика; от глубины раскаяния и самопознания — до богоборческой проповеди. Изобразительные символы, влияющие на чувственный и ассоциативный строй, определяли логику развития. В многогранной палитре «школ», творчестве выдающихся мастеров таких как, Ф. Грек, А. Рублев, И. Никитин, Ф. Рокотов, Л. Боровиковский, О. Кипренский, И. Репин, М. Врубель, В. Серов, К. Малевич, К. Петров-Водкин, отражалась судьба России, трагический путь истории, социально-временные связи, пророчески выявляющие нравственные тупики личности и изломы сознания. В стилистических направлениях от иконы до авангарда портрет раскрывал опыт веры и безверия, опыт национального самопознания, противоречивого и осколочного бытия людей XVIII-XX века. В философии портретного жанра синтезировался опыт русской литературы, музыки и театрального искусства, естественнонаучные и религиозно-философские направления.
Богословие образа исходит из понимания того, что архетипом портрета является боголичность, проступающая через всю толщу земного, через все временное и переменное. Особенности характера, судьбы, возраста, пола, особенности физиогномики, темперамента, умственных и эмоциональных свойств – все становится покровом, просвечивающим лик, личность или личину. Увидеть духоносность сквозь ночь и мглу, лабиринт сцеплений, призрачность и маски; увидеть ее в падшем и невидимом становится смыслом портрета.
История портретного жанра отразила сложное и противоречивое движение, сочетающее мировоззренческие тенденции: образность и «без-образ-ие». В. Лепахин отмечает, что если лицо требует для себя картины, портрета, то лик — иконы. Портрет идет по пути идеализации или максимальной реалистичности, икона же восходит к лику. Например, когда мы смотрим на иконы первоверховных апостолов Петра и Павла, то главным оказываются не индивидуальные особенности — ум, темперамент, семейное или социальное положение, возраст, биография прожитого (например, как у Эль Греко), а — христоликость, братство во Христе, питающее единодушие, единомыслие, исповедальность и святость. Их личная индивидуальность, возрастная, социально-психологическая инаковость становятся лишь «шелком», просвечивающим богоподобие — «единый дух и единые уста».
Богословие образа составляет тайну лица и портретного кода, его внутреннюю вселенную, неотменяемую никаким «измом». Лицо на портрете – это одна из возможных версий лица, лик – это «метафизическая схема лица», формирующие его онтологическую основу. В эпоху романтизма развитие портретного жанра связано с автопортретом, художественным видением живописца: Лик стремится выразить соборное видение Церкви в индивидуальном преломлении, движение к Первообразу.
Таким образом, теория и история развития искусства в стилистических направлениях отражает динамику художественно-выразительных средств: роль освещение, светотени, светотеневой моделировки, невербального языка, живописно-пластической философии, эмоционально-оценочного отношения со стороны зрителя – восхищение, любование, отталкивание, иронию; лик побуждает к созерцанию и молитве. И если икона приближает нас к созерцанию Царства Небесного, то история портрета отражает инверсии и трансформации личности.
генезис, портрет, теология образа, трансформация, портрет, концепция, икона, авангард, традиция, школа
Genesis, portrait, theology of the image, transformation, face, disguise, icon, avant-garde, traditions, school